Чёрная метка

Есть воды, в которые опытные мореходы стараются не заходить, ведь темные глубины таят в себе не только жемчуга и кораллы, но могут исторгнуть из себя рваные паруса корабля-призрака, опутанного ледяным туманом. От ужаса рулевой выпустит штурвал, борт покроется инеем, а паруса обвиснут, как в штиль… и черный корабль, истерзанный бурей, направит голодные пасти пушек на живых… Никто не знает, почему и за что богиня Окиллу отказывает в посмертном покое, но море помнит. Море знает. Море поёт.

…Эйлат – родина многих мореплавателей. Не все они избирали для себя путь мирной морской торговли и немало искателей приключений стало пиратами, а имя одного из них – Якоба Страатена – ещё помнят старики, хоть и не знают, почему самый удачливый и смелый капитан в одночасье исчез вместе с кораблем и всей своей командой. Мало кто верил, что его мог забрать шторм, ведь его «Чайка» была самым быстрым кораблем в водах Лагри, а команда – опытной и умелой. Поговаривали, правда, что видели корабль, похожий на «Чайку», в Море молчания, что лежит между островами Фузара и Тигула, но был он разбит, покорёжен, перемолот ветрами, а за штурвалом не было знаменитого капитана. Никто из ныне живущих не смог бы поведать правду, кроме лишь чаек, кружащих над волнами, и сирен, что заманивают путников на скалы, но… иногда старые легенды звучат там, где их меньше всего ожидаешь услышать.

…Трактир, многолюдный вечером, совсем опустел к ночи, однако за дальним столом, закутавшись в темный плащ из дорогой ткани, сидела девушка, скрывавшая лицо под капюшоном, а перед ней – наполовину пустая бутылка красного вина и бокал, по ножке которого она задумчиво проводила тонким пальцем вверх и вниз, а потом снова вверх. Что скрывалось в её разноцветном каре-синем взгляде – неважно, но раздумья эльфийки, а девушка не являлась человеком, были неожиданно прерваны запоздалым гостем, который тяжело опустился на лавку напротив. И, несмотря на удивлённый холодный взгляд, мужчина начал беседу хрипловатым голосом давно не говорившего человека.

- Прошу меня простить покорно, но ваше одиночество нарушу, - он скинул капюшон своего плаща, демонстрируя длинные черные волосы с прядями седины, и сделал жест рукой, пресекая возможные возражения, - Якоб моё имя, а ваше, леди, умолчите, иначе будет слишком просто найти мне ваш корабль.

И, не обращая внимания на изумлённое молчание Лелианте, а это была именно она, Якоб продолжил свою речь, отдававшую старомодностью: - На берег редко я схожу, виной тому проклятье… раз в сотню вёсен я могу ступить на твердь земли, а вы… в проклятьях сведущи, я вижу… Молчите. Я расскажу о том, что людям неизвестно, а песню волн они не научились понимать. Налейте же вина. Мне всё равно уже неведом вкус, я мёртв, но жив. Я расскажу.

- Давным-давно, когда ещё сияло солнце и над моею головой, - Якоб налил вина в бокал эльфийки и девушка увидела, что кожа его руки прозрачно-бледная, а ногти черные и длинные, однако Лелианте взяла бокал, словно загипнотизированная собеседником, - Я был удачливым пиратом, коего никто не мог настигнуть в море. Я был богат и горд, тщеславен и жесток, любимец ветра, женщин, злата… Я вызов бросил морю и до сих пор расплата тяжелой дланью гонит «Чайку» в ночь. Сирену я замыслил изловить и на потеху людям кинуть… - Он замолчал и посмотрел на эльфийку взглядом непроглядно-черным, как ночное море, а на его виске билась черная жилка, - Я изловил. Сетями прочными, жестокими крюками, что ранили плоть девы волн и разрывали её тело, исторгая крики боли. Сирены не поют, когда их убиваешь. И хвост их не становится ногами, как лгали старики. Смеялся я, увидев кровь, что цветом – как у человека. Смеялся, глядя в небеса, что в гневе рвали паруса цепями молний. Смеялся, видя смерть своей команды. Я обезумел… Безумен до сих пор, пытаясь вымолить прощенье, но сотни лет ей мало. Много мне…

Безумец, не живой и не мертвый, замолчал на несколько минут, а Лелианте сделала глоток вина, глядя на мужчину без жалости, но и без страха, хотя его скитания по морю в виде призрака и могли вызвать сочувствие, но девушка промолчала.

- Молчишь. Молчи, - выдохнул Якоб, посмотрев на безмолвную эльфийку, - И твой удел – ночное море, но берег не отверг тебя. А я… привязан к «Чайке», что спит на дне морском, когда сияет солнце, а после ищет корабли, чтобы увлечь с собой. Нет цели у меня и нет надежды однажды разорвать цепь прошлого, что грудь стянула, впиваясь в неживую плоть. Пустое море – моя вотчина, там жду я тех, кого Окиллу жаждет. Однажды я настигну и тебя.

Он встал со скамьи, на которой осталась вода, и без прощания направился к выходу из трактира тяжелым ломаным шагом обреченного на посмертные скитания человека. А Лелианте… проводила его сумрачным взглядом и долила в бокал остатки вина, которое казалось таким же черным, как глаза призрака.