Конкурс фанфиков "Красота в деталях"

Будем ждать ваши работы в данной теме!  

Тонкие пальцы эльфийки скользили по рисунку чешуи на поверхности золотого браслета, выполненного в виде змеи, двумя кольцами обвившей запястье, а сине-карий взгляд девушки, задумчивый и отстранённый, смотрел будто сквозь украшение, сделанное для мужской руки.

Она думала о валенсийце, для которого выбрала эту безделушку из тяжёлого золота с тёмными прожилками узора, так напоминающими её собственную багрово-пурпурную магию, ласкающую золотистую ауру хасашина. Даже сейчас с подушечек её пальцев сочилась тьма и чёрными каплями стекала по металлу, нагревшемуся от бережных касаний.

Лелианте не знала, когда сможет передать этот символичный подарок Саргону, ведь они не виделись уже несколько месяцев с той поры, когда мужчина вернулся в Валенсию, чтобы продолжить расследование, которое некогда привело его в Велию, а эльфийка увязла в вороньих делах без возможности уехать надолго, однако её мысли устремлялись к тому, кто своим тёплым золотым взглядом и горячими ладонями смог растопить её заледеневшее сердце.

Во всей этой ситуации было немало иронии… она, замужняя, пусть и фиктивно, богатая, успешная и влиятельная эльфийка, неоднократно отвергающая ухаживания и игнорирующая намёки, полюбила человека, который не мог остаться рядом с ней в Велии. Полюбила и сплела их магию – золотые пески и багровую тьму – в неразрывную сеть, опутавшую два сердца серебряной паутиной.

Лель взяла браслет, надела его на тонкое изящное запястье и повела рукой в плавном жесте, напоминающем движение танца. На металле замерцали искры от сияния свечей, рассеивающих мрак в её комнате, а золотые глаза змеи, казалось, загорелись пламенем и тут же погасли, будто руку девушки обвивало не дорогое украшение, а живая рептилия. Великоват… не для её тонких запястий, а для сильных мужских рук со смуглой кожей, длинными пальцами и твёрдыми ладонями. Она скучала по рукам валенсийца.


Саргон потянулся рукой, не выпуская Лель из объятий, и подцепил свою дорожную сумку, лежащую на полу возле кровати. Всё так же, одной рукой, он выудил оттуда небольшой завёрнутый в тонкую тряпицу предмет и, освободив его, накинул на голову эльфийки плотного плетения цепочку.

- Это я выбрал в подарок для тебя уже давно и всё не мог отдать, - шёпотом пояснил он, а по цепочке скользнула небольшая, тяжёлая подвеска, и оказалась между горячих тел. - Мой подарок на наступивший год. Утром рассмотришь.

Притянув к себе на плечо эльфийку, Саргон прикрыл глаза, сладко зевая, - Ты мне снилась очень много раз, - шепнул он ещё и провалился в дрёму.

- Мы видим одинаковые сны, - прошептала Лель в ответ и провела пальцами по подвеске, что уже нагрелась от жаркой кожи, и улыбнулась своим мыслям. Неожиданный подарок пристроился между тел, сплетённых в объятия, и Лелианте, слушая тихое дыхание уснувшего валенсийца, приподняла левую руку, запястье которой обхватывал браслет в виде золотистой змеи с черными прожилками, складывающимися в узор чешуек. Тонкая и изящная работа, но браслет был тяжеловат для женского запястья и заказывала его эльфийка не для себя. И сейчас, когда мужчина уснул, девушка осторожно стянула его со своей руки и надела на запястье Саргона, постаравшись не разбудить хасашина. Завтра будет ещё один день, обвивший их змеей с золотой чешуей и искрами обсидиана.

" Однажды суровый палач,
 Не помня имен им казненных.
 Услышит невинности плач,
 Среди улиц теней обреченных.
 Там лишь воем поёт и ревёт
 Каждый зверь, забывший себя.
 Где лишь веры призрак живёт,
 Потерявшей родное дитя.
 И имя её на века
 Будет город нести, а пока...
 Долг зовёт… Охота грядет...

 Новый день... Не нагрянет, ибо
 Ночи тень... Вновь захватит
 Под кровавый след. И в забытый завет,
 Напишет ведь, что ныне и впредь
 Будет править мрак и кромешный ад
 Взойдет...

 Лик луны - закат в ночи, среди всей тьмы
 иль пустоты напомнит кто мы.

 Возле врат, маскарад - жутких тварей злой парад!
 Боль в глазах – чую страх, под ногами стольких прах!
 Взмахов лад - листопад, он дороже всех наград!
 На словах – жизнь в руках, лишь усмешка на губах!

 Среди тьмы. Или пустоты. Напомнит... Кто мы... Внутри?"

  Haluet "Песнь охотника"



"Кто бы только знал, что рано или поздно, я начну повторять судьбу Корта, чуть не ли во всех деталях? А ведь как на зло, этот урод во всем был прав. Зря я тогда его не слушал... Надеюсь, Корт, тебе смешно там в аду наблюдать за мною, лежа в собственной могиле" - Думал про себя наёмник, сидя у костра в близ местности Северного Плата Медии. Через несколько часов, ему придется совершить небольшой деловой визит одному своему старому подельнику, который в один интересный момент решил вынести из тайного архива некие свитки с каким-то секретным компроматом на верхушку той организации, на которую работал маг, выполняя разные сомнительные заказы. Покуривая свою трубку сидя на траве, Роланд держал в своей руке обычную ленточку коричневого цвета, по всей длине которой были изображены небольшие треугольники. Такую ленточку можно купить в любом другом рынке за жалкие гроши, ибо так таковой особой ценности она не имела. Но для него, эта вещица была особенной, так как она ему была подарена той, кто в него когда-то верил. Той, для которой за несколько дней совместного скитания из точки А в точку Б, он, Роланд Блэкхел, успел стать если не другом, так просто хорошим приятелем. Наверное, только детям дана такая особенность - к быстрой привязке к любому человеку. Продолжая сидеть у костра, сжимая эту же ленточку в руке, которая служила ему для сдерживания волос на тыльной стороне его головы в виде прически "Конского хвоста", юноша вспоминал тот день, когда ему достался хоть и типичный для него заказ на сопровождение и защиту одного человека до прибытия в определенное место, но в то же время, тот заказ, который лишь усугубил его нынешнее мировоззрение, зародив в нем семя сомнения на свои старые взгляды и принципы, которых он придерживался всю свою сознательную жизнь.
В этой кромешной тьме, при слабом освещении костра, на лице парня можно было заметить лишь ту тоску и сожаление, которое он испытывал из раза в раз, когда во время своих раздумий он начинал уходить в свои собственные мысли, переставая замечать все то, что его окружало, пытаясь осмыслить и понять те события и деяния, которые произошли так давно, что при попытке вспомнить все детали у парня начиналась головная боль. И ведь к сожалению, именно он был прямым участником в той или иной истории, о которых он не горел особым то желанием лишний раз вспоминать.
Смотря на бесконечное длинное небо, в котором мерцали маленькие бледные звезды, маг вспоминал ту девочку, которая за несколько дней стала ему чуть не ли тем, кого он мог бы назвать своей младшей сестрой.



Типичное утро Роланда выглядело так: сильное похмелье, головная боль и потеря памяти о произошедших событиях за последние шесть часов. Околачиваясь в служебной квартире, которое ему подарила та организация, на которую он работал не задавая лишних вопросов, представляла из себя чуть не ли пустое помещение на окраинах города Алтиновы. Из всего интерьера в ней был лишь стол, стул и кровать. Да и этого вполне хватало для того, чтобы после работы придти в нее и сразу же лечь спать, забыв при этом привести себя в порядок. Тем кому он был известен, прекрасно знали, что именно в этом доме ошивается тот, кому не чужды самоубийственные заказы. В следствии чего, мало кто решался потревожить сон мага, у которого жизненный цикл происходил по следующим позициям: получение заказа, его выполнение, а уже потом поиск тишины и утешения на дне бутылки в злачных местах обреченного города. Его мало волновал тот факт, что у него банально не было личной жизни. Каких-то целей и личного круга общения, с которыми он мог бы поделиться тем, что лежит у него на душе - и то подавнее. Хотя, с другой стороны, зачем всё это нужно тому, кто постоянно берется за такую работу, в которой он может умереть в любой момент? Продолжая лежать лицом вниз с заросшими по плечи, распущенными волосами на маленькой кровате, у которой даже не было постели - это был единственный миг, в котором он мог потеряться в своих снах, фантазируя в своем сознании лучшую жизнь, но по итогу этот миг был так грубо прерван сильным стуком кулака об дверь его же жилища. Этим незваным гостем был тот, кто работал посыльным у тех, кто с радости пользовался услугами мага. Пробудившись от этого с явным недовольством, с полу подобрав бутылку с остатками крепкого алкоголя и на ходу его же допивая, уже стоя возле двери чуть не ли не в том, в чем родила его мать, наемник распахнул двери, встречая того, кто в последствии вручит ему запечатанный пергамент, на котором были расписаны условия выполнения следующего его задания. Суть была проста: ночью прибыть к конюшням южной стороны края города, встретить объект, который нужно доставить в целости и сохранности в небольшую деревушку в глуши близ города Кальфиона и после этого, так же тихо и бесследно покинуть её, позабыв о всех подробностях. Казалось бы, задача проще некуда. Тем более, ему всегда было все равно на последствия окончания того или иного дела. Но кто бы знал, что этот "Объект" сможет посеять сомнения в том, кто жил без принципов, раскаяния и жалости к себе ближним и всему живому.
Сделав так, как было написано в письме, маг встретил того самого посыльного вместе с той, с кем он будет скитаться по грунтовым дорогам, лесам и границам почти что чуть не ли две недели. Этим объектом была маленькая девочка, одетая в небольшое грязное платьишко, в поношенные походные сапожки, держа в руках небольшой рюкзачок. Стоя перед ним будучи укутанной в обрезанный на краях плащ с капюшоном в области головы, чтобы скрыться от лишних глаз, парень подметил про себя, что она была ещё совсем ребенком. Её волосы были коротко подстрижены, но на верху этой прически виднелась небольшая коричневая ленточка, которая сдерживала форму её волос. Посмотрев на неё с разочарованным взглядом, чуть не ли закуривая от безысходности, ему было тяжко осознавать, что с детьми на большой дороге всегда будут одни ненужные хлопоты. Ещё бы, ведь он почти что всегда работал в одичноку, в следствие чего, он не привык думать о ком-то. Даже не то чтобы думать, следить за благосостоянием этого человека. А тут ещё и ребенок, который ничего не знает об этом мире!

Так или иначе, смирившись со всеми доводами и фактами, они выдвинулись в путь под покровом ночи. Надо признать, дорога была долгой. Муторной и веселой. Девчушка всячески донимала Роланда вопросами о том: кто он такой, кем он работает, почему его волосы белого цвета, а на концах наоборот черного. Почему у него вечное каменное лицо и почему он так много курит. И тому прочее... Поначалу, он игнорировал её. Делая вид, что ему плевать на то, что она говорит. Завидев такую реакцию от парня, попутчица лишь недовольно надувала щеки, но не переставала испытывать интерес к своему новому знакомому. В следствии чего, вопросов в его адрес становилось всё больше и больше. Ночуя в импровизированных привалах у дорог, в разных трактирах в одной комнате, маг периодически слушал её истории перед сном о том, как она жила со своей мамой, пока её не стало из-за какой-то болезни. Истории о том, как её мать верила в неизвестного наемнику Бога и как она дружила с каким-то священником, который иногда ночевал у них. Слушая её, маг про себя подмечал те факты, которые каким-то образом цепляли его за те нотки души, которые остались в его черством сердце. Ребенок стал сиротой по воли судьбы. Такой же сиротой, как и он в этом "Богом забытом городе". Хоть он этого и не показывал, ему было жалко её. И он не по наслышке знал и прекрасно понимал, какого это быть одному с самого детства и что может с ней случиться, если она выберет тернистую дорогу в своей жизни. Поэтому, не желая ей того, через что когда-то прошел юноша, маг решил во что бы то не стало довезти её до того самого места, заставляя себя верить в то, что это спасет маленькую девочку от самого страшной участи. Спустя пару дней скитаний по дорогам, он стал хоть как-то реагировать на внимание к своей персоне. Чуть не ли распивая песни на ходу, показывая ей некоторые фокусы с помощью магии, прячась в пещерах от дождя, сидя на сырой земле с ребенком в обнимку, пытаясь хоть как-то согреть кроху, маг и не замечал, как начал привязываться к этому человеку. Он рассказывал ей о том, как иногда бывает прекрасен этот мир. Учил её общепринятому человеческому языку. Учил её читать те книжки с сказками, которые беззаботное дитё таскало с собой в маленьком рюкзачке всё это время. Она верила в то, что всё в этом мире происходит только по воле богов и никак иначе. Она мечтала о том, что когда-нибудь сможет помогать всем живым существам в этом мире, проговаривая незамысловатую фразу: "Счастье всем даром и пусть никто не уйдет расстроенным!". Он же в это не верил, но разрушать мировоззрение ребенка он никак не решался, отчего на каждые её реплики на подобную тему, маг лишь улыбался, проговаривая что-то из серии: "Я тебе, конечно, верю. Разве могут быть сомнения?".
Эти беззаботные две недели пролетели так быстро, из-за чего компания путешественников даже и не успела заметить, сколько миль они прошли на своих двух ногах за все это время. Хотя, история и умалчивает те моменты, в которых магу приходилось нести девчушку на своих же руках, поскольку та все время выдыхалась от длительной дороги и все время засыпала на ходу. Уже перейдя границы Серендии и Кальфиона, они смогли добраться до нужного места назначения, но перед этим, спутница мага увидела перед самой деревушкой одно сплошное большое поле, которое было усеяно самыми разными и красивыми цветами. На всем этом поле виднелось только одно большое дерево, возле которого и остановились путешественники на небольшой привал после долгой дороги. Пока наемник сидел в тени этого дерева, уткнувшись об него своей спиной и раскуривая свою трубку, пытаясь хоть как-то прибрать свои волосы с тыльной стороны так, чтобы они ему не мешались, дитё же в это время бегало по полю, собирая разные цветы, плетя их один красивый разноцветный венок. Завидев, как мучается маг, она подбежала к нему с распущенными волосами, с венком из ярких и цветов на своей голове, держа в руках то, что сдерживало её волосы в какой никакой форме всю дорогу. Это был её подарок ему за то, что он мог помочь ей в этом небольшом путешествии. Заставив его немножко пересесть вперед и зайдя к нему за спину, она принялась хозяйничать в его волосах, создавая ему на голове "Конский хвост" и лишь после, как ни в чем не бывало, она лишь сильнее заулыбалась проговаривая, что теперь ему его же волосы не будут мешаться. Это был второй раз, когда кто-то ему что-то дарил, при этом не требуя ничего взамен. От чего, смутившись от такого действия, маг лишь сильней привязался к ней, пообещав самому себе, что на те деньги, которые он получит за выполнение заказа, он купит ей самое красивое платье, игрушки, книжки и сладости, которые он только сможет найти уже в самом Кальфионе. Закончив свой привал, они снова выдвинулись в дорогу, чтобы привести его новую заботу в то место, в котором её будет ждать только счастливая жизнь. По крайне мере, он так думал и в это верил. Как оказалось, заказчиком этого дела был тот самый священик, который и приходил в гости к матери ребенка. Именно он попросил его организацию доставить её в целости и сохранности. С виду, он был обычным пастырем небольшой церкви в деревни, которая находилась в глуши от всей цивилизации. Не придав этому значения, единственное, что смутило мага, это то, как на него смотрели монахини-сестры церкви. Они смотрели на него так, будто бы хотели его во что-то втянуть. Подобный взгляд он ловил только тогда, когда проходил мимо очередного борделя в Алтинове, из которого его зазывали местные работницы. Проигнорировав свои опасения, Роланд попрощался со своей спутницей, пообещав ей, что он будет её навещать и что однажды, он увидит, как она сможет исполнить свою мечту.

Уже через два дня пешего хода Роланд смог добраться до столицы Кальфиона и там же закупится всем тем, чем он сможет обрадовать любого ребенка. Особенно эту маленькую девчушку с венком из цветов на голове. Наняв повозку обратно уже к той самой деревне, маг ехал к ней с улыбкой на лице, мысленно себе представляя то, как ребенок обрадуется его визиту. Но его же радость прервал пожилой дед, который и управлял этой повозкой, рассказывая ему самые сомнительные слухи про ту церковь, которая обосновалась в той глуши. Предположив, что старик просто бредит из-за старческого маразма, наемник продолжал молчать, предвкушая себе скорейшую встречу с его новой знакомой. Когда же маг добрался до места назначения, в небе уже красовалась полная луна. К его удивлению, в самой деревне было настолько тихо, что даже местные собаки вели себя так, будто бы они боялись лишний раз высунуть свой нос из своей же конуры. В окнах самих домов было темно. На улице не было ни одной живой души. Игнорируя и эти замечания, уже в его мыслях стали закрадываться некоторые сомнения. Лишь подойдя к дверям церкви, Роланд почуял свои носом сильный запах гари, которой мог доноситься только из-за сильного и раскаленного кострища. Ненашутку перенервничав, не бросая на землю недавно купленные подарки, которые предназначались для ребенка, кое-как выбив двери церкви своим же плечом, маг ворвался во внутрь помещения, после чего он застыл на месте от увиденного, обранив всё то, что находилось на его руках.
По середине самой церкви полыхал огромной костер, возле которого с радостным визгом и возгласом церковных песен танцевали его обнаженные прихожане, вместе со служителями церкви. Над самим же костром, на уровне огромной круглой люстры, на цепях, в подвешенном состоянии свисала страшно израненное тело. Это была та самая девочка, которую он должен был довезти до этого самого места. Нет, это были не служители церкви, а самые настоящие сектанты. Свалившись на свои же колени, смотря на весь этот ужас, задавая самому себе риторические вопросы, в голове мага всплывали образы и слова, в которых так искренне и беззаботно улыбалась то дитё, к которому наемник успел так сильно потеплеть и привыкнуть. Продолжая наблюдать за ритуальными танцами, сам того не заметив, с его лица стали стекать слезы. Всё из-за того, что он осознал, что своими же руками погубил того, кому он желал только самой лучшей жизни. Сначала в его душе было отчаяние, лишь после него вперемешку образовалась истерика и разочарование в самом себе, но в конце, все эти ощущения затмил тот первородный гнев, который заглушил в маге то, что делало его человеком. Показав свой звериный оскал, встав обратно на ноги, выхватив свой кинжал, попутно призвав свой посох, он с дикой яростью ринулся в эту толпу с пронзительным криком, и всё ради того, чтобы отомстить им за то, что они сделали с невинным дитем. Отомстить так, как он умел это делать лучше всего...

Молча, полностью испачканным чужой кровью, уходя из самой оскверненной церкви, держа на руках окутанное в его накидку бездыханное тело ребенка, сзади него полыхало неконтролируемое пламя, которое постепенно разрасталось и начинало переходить на соседние дома, продолжая возгораться всё с новой и с новой силой. На его лице, в его глазах... Не было ничего, кроме абсолютного опустошения, разочарование и сожаление о том, что он так слепо делал то, как ему диктовало его начальство. Не задумываясь о том, всё ли делал он правильно. И всё ради того, чтобы просто пережить очередной заказ и ради того, чтобы какие-то язычники смогли совершить ритуал ради своего несуществующего божества.

Вернувшись снова на то поле медленной походкой, будто бы он боялся разбудить и без того замученное дитя, которое видело свои вечные и прекрасные сны, маг решился похоронить девчушку у того самого дерева, возле которого она подарила ему то, что он продолжит носить на своей голове до конца своей жизни...

...
Это лето не радует. Каждый зеленый лист
говорит об упущенном времени. Всё не то.
Пусть твой лоб не морщинист еще, пусть он бел и чист,
но ты чуешь, как молодость мерзнет, надев пальто.
Она смотрит с укором: ну, что ты не весела?
- ведь разбитое сердце ещё отбивает ритм.

Только как объяснить, что в сердце твоем дыра?
Только как залечить ранение от любви?
...
Джио Россо

После долгого отсутствия Юнэ наконец то вернулась в дом около Хидельской площади. Летний ливень промочил плащ до нитки и оставил неприятный осадок на и так не радужном настроении. После дороги запах цветов, стоящих в вазе у двери, вызывал чувство ностальгии и усугублял ощущение горечи, возникшее в пути. В последнее время казалось, что каждый день проходил мимо девушки, не давая ей вздохнуть полной грудью, даже пресловутый «Зов» как будто заснул, давая время на выяснение причины хандры.
Юнэ повесила мокрый плащ на крючок на двери и оглядела помещение. Судя по отсутствию бардака и шума - дом был пуст, хотя появившееся валенсийское покрывало на диване говорило о том, что старший братец возвращался из Валенсии в отсутствие Юнэ, да и завешенное зеркало  в коридоре выдавало то, что младший мимоходом тоже заглядывал домой. Осевшая на высоком шкафу пыль сообщала, что сестры еще не возвращались.  Мама как обычно в это время скорее всего на конюшне или в огороде.
Юнэ бросила быстрый взгляд на любимое кресло-качалку отца, но оно, как и в последние 4 года, было недвижимо, лак облупился  и обнажившаяся краска начала понемногу терять насыщенный цвет мореного дуба. Оно все еще ждало возвращения своего припозднившегося  хозяина и никто из семьи не решался прерывать его тоскливое ожидание.
Девушка тяжело вздохнула и быстро поднялась на третий этаж, в комнату, которую делила с двумя сестрами. Все осталось в том же состоянии, что и до того как Юн покинула «гнездо» полгода назад, что лишний раз подтверждало её догадки о том, что они еще не возвращались. Скинув сумку на пол девушка плюхнулась на кровать. Без привычной возни на кухне или  в комнате этажом ниже - дом казался осиротевшим и каким-то одиноким, если можно так сказать о здании. Казалось, что стены стали более блеклыми и свет люстры отдавал серым. К запаху цветов добавился запах маминых блинчиков с кухни, но без мамы есть не хотелось.
Юнэ перевела взгляд с потолка на стены и осмотрела полки. Собачье счастье, венок из железных цветов, вырезанный из цельной кости оленя кот, кроличий хвостик, череп волка… Глаз зацепился за страшенную кривую разноцветную статуэтку медведя на полке. Он улыбался всем, кто входил, левая лапа была аккуратно прибита и не добавляла шарма, зато тканевая шапочка и рубашечка делали его этаким милым увальнем, сквозь старую краску пробивались годичные кольца древесины. Юнэ помнила, что по кольцам можно не только узнать возраст дерева, но и  в каких условиях оно росло: если кольцо светлое, то в этот год всего было в достатке и год прошел хорошо, если кольцо потемнело, то была жестокая зима или лето омрачилось пожаром и отсутствием осадков. Неожиданно мелькнула мысль, что если б она родилась деревом, то все кольца на ней были бы светлыми.
Девушка поправила сползшие на нос очки и сфокусировалась на деревянном уродце и неожиданно для себя она погрузилась в воспоминание.
Это была одна из первых вылазок с семьей, местом назначения были окрестности Медвежьей деревни. Но мама не смогла поехать, потому что нельзя было оставлять лошадей без присмотра дольше, чем на день, поэтому она подарила каждому из семьи поцелуй в макушку и теплейшие вышитые  покрывала. Все 4 дня в крытой повозке дети трепали нервы отцу как могли, самые неожиданные и своеобразные вопросы настигали его со скоростью стрелы от опытного охотника в погожий день. Наверное, девушка не смогла бы повторить его подвиг при всем желании. Немного поодаль от деревни взрослый остановил повозку и разбил рядом с ней лагерь, лошади мирно паслись на лугу, надежно привязанные к кольям. В тот раз папа учил их всех ставить силки и разжигать костер, чтобы не поджечь весь лес, орудовать ножом не калеча себя и не наступать на все ветки в лесу. В конце он оставил ватагу счастливых детей одних и ушел в деревню за чем-то важным, Юнэ уже и не могла вспомнить за чем,  оставив главное правило, такое же как и всегда «Не убейся случайно и не убей младшего своего!».
Дети мгновенно затеяли игру и в пылу развлечения не заметили, что старший в какой-то момент удалился за повозку. В конце дня папа вернулся и обнаружил четверых выдохшихся довольных детей валяющихся на траве и старшего ковыряющегося ножом в деревяшке. Он подошел к нему и начал наставлять сына. Потихоньку выводок подтянулся к ним и стал с интересом наблюдать за тем что делал ножом их брат. Когда он закончил, то с гордостью протянул отцу получившуюся фигурку. Папа засмеялся, потрепал его и подарил ему поцелуй в щеку, после чего поцеловал медведя, Юнэ тут же кинулась к отцу вместе с остальными, чтобы урвать свою порцию поцелуев-подарков.
Девушка в очередной раз вспомнила то самое ощущение, которое накрыло её тогда, это осознание того, что каждый из них каждую секунду в жизни был любим, каждого из них всегда ждали дома и каждого из них будут продолжать любить всегда, всю эту жизнь. Тогда она не особо это понимала, но сейчас пустота под ребрами, которая возникла в дороге от одиночества в районе диафрагмы, начала заполняться этой невысказанной нежностью, этой любовью родителей и чувством единства с каждым из членов семьи.
Когда то Юнэ прочла, что каждая история в жизни- это история любви. Любви к человеку, к стране, к образу жизни. И все трагедии – истории утраты того, что было любимо. Утрата общения с семьей оказалась трагедией тихой, но от этого не менее разрушающей. Девушка редко теряла любимые вещи и не часто по этому поводу горевала, но прямо сейчас возникло ощущение что вернулось что то незаметно потерянное, не особо заметное, но не менее важное. Пропало ощущение того, что раньше время шло помедленней, а сейчас пустилось в галоп, оно вернулось в привычную колею своим возвращением, наполнив легкие жизнью до отказа и придав цвета в потерявшую насыщенность реальность.
Тогда папа по дороге обратно вырисовал  мишке лукавые глаза и ласковую улыбку. Позже младший и Юнэ вместе с сестрами раскрасили его в самые красивые цвета, которые у них были и каждый подарил новому члену семьи свой поцелуй в живот.
Девушка сама не заметила как встала с кровати, подошла к полке и взяла косолапого в руки, гвоздь из левой лапы оцарапал подушечку пальца.
Медведь долгое время стоял на полке напротив входа, пока мама случайно не  задела его тряпкой и он не рухнул на пол, потеряв конечность в результате. Мать даже не задумывалась над тем, что делать, она сразу же прибила лапу на место и сшила медведю предметы одежды. Старший даже не сразу заметил травму своего творения, но заметив - не сильно расстроился, ведь теперь фигурка была обеспеченна одеждой и поцелована мамой.
Юнэ с головой погрузилась в то чувство любви и умиротворения, которое царило в доме все детство, в каждый из дней. Неосознанно она улыбалась мишке совсем как тогда, когда дом был полон смеха, бардака и незаметного счастья.
«Хлоп!» - Неожиданно на первом этаже подала голос входная дверь, дав знак, что  вернулась домой мама. От резкого звука девушка мгновенно выпала обратно в настоящее, хихикнула и  поставила обратно  на полку «поцелуй» от каждого из членов её семьи. Гроза миновала, пора было жить дальше.

Это моя Алебарда. Таких алебард много, но эта моя.

- Папа-папа, пойдем за мной, я нашла! - рыжеволосая и зеленоглазая красавица, посмеиваясь шла вслед за необычной парочкой. Рослый, широкоплечий черноволосый мужчина с необычными желтыми глазами и тащившая его за руку девушка. Причем тащившая в прямом смысле, ибо в девице было больше семи футов роста, а шириной плеч она не уступала тому, кого звала папой.
- Вот, смотри-смотри, какая прелесть! - обычно с такими возгласами молодые девочки показывают своим отцам на бусы, браслеты, или иные украшения. Но для необычной девушки и прелесть была необычная. Древком в рост девушки, массивное навершие из которого выступало широкое лезвие полулунной формы, а с обуха тоже лезвие, но уже напоминающее кинжал, который прикрепили поперек древка. Ну и чтобы никто не ушел обиженным острие переднего лезвия дополнялось торчавшим вертикально вверх шипом. И лишь немногим меньше чем этот шип, был подток на противоположном конце древка.
- Она мне нравится, я буду ей сражаться, ты только купи, папа! - глаза просящего молочка котенка в исполнении Дракенхильд были для Тевтона аргументом почти необоримым.
- А ты уверена, что не хочешь двуручный меч, как у меня? - с легким сожалением спросил он.
- Нет! - тут же ответила Дракен. - Хочу алебарду, вот увидишь, я смогу ей орудовать!
- Тевтон, девушка просит, тем более не просто девушка, а твоя дочь! - подошедшая со спины к наемнику красавица с рыжими волосами с улыбкой обняла воина и поцеловала в щеку. - Купи ей, детей нужно баловать, чтобы из них потом выросли настоящие наемники!
- Охххх.... Женщины! - вы этих словах выражалось все бессилие мужского рода против женских чар. - Ладно-ладно, уговорили!

Моя Алебарда мой лучший друг. Она - моя жизнь.
Я должна научиться владеть оружием так же, как владею своей жизнью.

Замах, удар, прокрутить, затем еще один удар, вывести древко параллельно земле и ударить подтоком быстро и жестко. Огромная алебарда будто невесомая порхала в руках у девушки, разваливая чучела и макивары на части. Смотревший на всё это, со стороны, мужчина одобрительно хмыкнул.
- Ну что, дочка, потанцуем? А то чучела ты рубишь ловко, вот только сдачи они не дают!
- А не боишься, что я тебе что-нибудь нужное отрежу, батя?!
- Как отрежешь, так Мясник и пришьет! - ухмыльнулся Тевтон. - Ты смотри, сама себе не отрежь чего, а то будешь плоская как доска ходить!
- Ну держись батя! Я тебе сейчас покажу Бхегову маму!
И площадку заполнил звон сталкивавшихся алебарды и двуручного меча.

Без меня моя Алебарда бесполезна. Без моей Алебарды бесполезна Я.

- Бздынь! - пуля со звоном отскочила от лезвия алебарды которым Дракен прикрывала лицо.
Еще одна чиркнула на излете по кирасе, заставив девушку чуть пошатнуться. Оскалившись, она выровнялась и еще крепче вцепилась в древко.
- "Никогда не бросай своё оружие!" - звучали в голове наставления отца. - "Пока оно у тебя в руках, ты можешь убить им врага, только так, только вместе!"
- Что, ссыкотно, малая?! - стоявший рядом красноволосый наемник с глефой ухмыльнулся. - Смотри, штанишки не обмочи, а то воевать несподручно будет.
- Да пошел ты знаешь куда, Шибата! - начала было девушка гневную отповедь, но тут над головой со свистом пролетело ядро, заставив испуганно умолкнуть.
- Перелет, - флегматично прокомментировал Тевтон который тоже стоял в первом ряду прикрываясь широким лезвием двуручника. И тут же увидев траекторию следующего оскалился. - О, а вот сейчас будет больно, ядрооооо!!!
Ударившись о сухую землю перед наемниками, чугунный шар блинчиком отскочил и полетел сквозь ряды собирая кровавый урожай. Заставляя тех кого не задело, еще крепче вцепится в оружие и стиснуть зубы.

Я должна умело сражаться моей Алебардой. Я должна быть быстрее, чем враг, который пытается меня убить.

Строй тяжелой конницы штука страшная, но не против ощетинившейся пиками, алебардами, глефами и прочим смертоносным железом пехотной баталии. Из которой еще и для полного счастья весьма метко летели стрелы, болты, мушкетные пули и фаерболы, заставляя то одного, то другого рейтара падать наземь, или зажимая ранение скакать прочь.
Вот кавалеристы достигли первого ряда, копье одного устремилось к Дракен.
- "Медленно, как же медленно!" - захватив острие копья в ловушку между лезвием и шипом, она отвела его в сторону, а затем проскользнув под древком приблизилась достаточно, чтобы зацепить всадника лезвием обуха и сдернуть на землю.
- Сдохни ублюдок! - широкое лезвие её алебарды со свистом устремилось к врагу разрубая и броню и плоть под ней.

Я должна зарубить всех врагов до того, как они зарубят меня. И я сделаю это.

Удар, шаг назад, чтобы падающее безголовое тело упало не под самые ноги. Оглянутся по сторонам, увидев что баталия постепенно отползала, огрызаясь сталью и огнём. Шаг вперед и быстрый колющий удар, бежавший на неё солдат с двуручником оказался насажен на шип будто бабочка на иглу. С хеканьем Дракенхильд подняла его над головой насаживая еще сильнее, а затем с рычанием швырнула вперед, опрокинув еще двоих нападавших. Чтобы затем превратить их в несколько неаккуратных кусков мяса пополам с железом и тканью.

Клянусь перед богами. Я и моя Алебарда - мы защитники моей семьи.

- "Да что же они так прут то?" - Тевтон устало поднял меч, чтобы затем, сделав шаг вперед, молниеносным ударом развалить еще одного пехотинца противника от плеча до бедра.
- Батя, берегись! - крик заставил его повернутся увидев здоровенного гиганта с двумя топорами, нёсшегося прямо на него.
- Вот же зарраза! - вовремя выставленный меч пробил противника насквозь, но огромное тело попросту погребло наемника под собой, намертво зажав ему ноги.
- Ну все, писец котенку! - прохрипел воин, зло щеря зубы. Он прекрасно видел подбегавших к нему врагов и понимал что это конец - Больше срать не будет!
- А ну назад ублюдки! - промелькнула тень от перемахнувшей через него дочери. - Всех порублю на фарш, к бхеговой бабушке! - воительница, стиснув руках древко своего смертоносного оружия, была готова отдать жизнь ради защиты того, кто стал ей отцом, пусть и не по крови, но по сути.

Мы не боимся врагов. Мы спасители жизни.

Воздух с хрипом вырывался из легких, будто наждаком раздирая их при каждом вздохе. Глаза застило кровавой пеленой, а алебарда казалась неподъёмной как гора. Она сражалась не подпуская никого к отцу, сражалась не на жизнь, а насмерть, утратив всяческое чувство страха.
Но она добилась своего, враг не прошел, а остальные наемники, воодушевившись от вида того, как Дракенхильд защищала своего раненого отца, перестав отступать, разом навалились и опрокинули врага, заставив его в панике бежать.
- Это победа, Хильда! - стоявшая рядом с ней Туатара утерла с лица пот пополам с кровью из рассечённого лба. - Ты сделала это!
- Да-да, сделала, а теперь не соблаговолите ли вы помочь мне вылечить нашего командира. - раздался позади них  ворчливый голос Озпина. - И в первую очередь, не поможете ли мне снять с него этого "homo gigas vlgaris", я конечно и сам бы смог, но за безболезненность процедуры тогда не ручаюсь!
И Дракенхильд вместе рыжеволосой бросились помогать магу. В этот раз они смогли показать зубы костлявой, вырвать из её цепких лап того, кто был отцом для одной из них и возлюбленным для другой. Они победили, они выжили, на этот раз...

Пусть будет так. Пока не останется больше врагов и не наступит мир. Арде.

Аромат клубники сводил его с ума. Сочная, свежая, выращенная на ферме Лоджи, т.е. лучшая в своем роде! На ней поблескивала капля крепкого бренди. Взбитые сливки, ваниль, песочный корж и что-то еще.... Разум и воля капитулировали перед этими запахами. Он придвинулся ближе и скользнул язычком по облачку сливок. Млея от удовольствия, он прикрыл глаза, надкусил ягоду и замер, наслаждение растеклось во рту и потекло внутрь. В животе стало тело и он решительно продолжил свою трапезу. Густой крем со вкусом... белого шоколада! О, его редко подавали к столу в портовом городке, слишком дорогое удовольствие! А кусочки клубники оттеняли кислинкой эту приторную белую негу. И песочное, ванильное тесто в довершении. Счастье отразилось в его блестящих глазах. Какое это было удовольствие!
"Ах, ты засранец! Что ты тут устроил?!!" — раздалось сверху. Гил, не поднимая мордочку, с молниеносной скоростью схватил остатки клубники и сиганул со стола. Метла шаркнула по полу, выметая крыса из кондитерской лавки во двор. Кубарем выкатился он, но добычу свою не выпустил. Аромат бренди и клубники щекотали ноздри, пока маленький пройдоха бежал по подворотням Велии. Пирожные были его слабостью и за это удовольствие крысеныш был готов рискнуть жизнью!

"Вредина"



Ворочащиеся ленивым зверем волны, точно под глянцевым тяжёлым покрывалом, перекатывали свои кобальтовые спины, убаюкивая меж вздымаемых позвонков небольшое судно. То упрямо переваливалось по скользким гребням, стойко движимое поставленной капитаном целью добраться до нужного порта к грядущему рассвету.
На верхней палубе, оперевшись о сырой борт, стояла неждвижимая фигура. Её силуэт опускался и поднимался в такт качке, но сама она была флегматично спокойна. Лишь оливково-золотые глаза рассеянно блуждали по нависшему над морем бескрайнему чёрно-звёздному шатру.
"Кажется тогда тоже было пронзительно ясное небо..." - думалось девушке, "Да, точно. И в озерце на заднем дворе так же сияло это холодное золотое блюдце..." - она вздохнула и запрокинула голову, цепко держась за резное ограждение, подставляя полосатое лицо ночному солнцу. Во внутреннем кармане незамысловатой походной одежды щекотливо обжигал нутро сложенный в четыре раза листок бумаги.
С последнего, провального, задания Кицелия отчаянно пыталась выместить из сознания мысли, раз за разом возвращавшие её в злополучный особняк, на мягкое кожанное кресло просторного кабинета, под пронзительный хрустальный взгляд поймавшего её на воровстве мужчины.

И вот снова она там, обессиленная от ментального истощения после погони со спецэффектами, утопает спиной в подушках, свесив руки по подлокотникам, откинув отяжелевшую голову на спинку. Напротив стоит высокий черноволосый наёмник, подвязанный охранять то, что кошке было поручено украсть. И этот фактор, которого не было в её расчётах, теперь самодовольно улыбался глядя на кошачье щетинистое ёрничество.
- Ну и кто же ты? - голос его звучал строго, даже властно, лишь в уголках льдистых глаз был различим налёт усмешки.
- Фея лесная, - в очередной раз съязвила воровка, не желая тратить ни капельки сил на очевидные вопросы.
- Ага, так и подумал. Просто я никогда не встречал подобных тебе, - охранник отошёл к стоящей неподалёку сумке, намереваясь что-то достать.
- Конечно не встречал, не каждый же день зоофилы-охотники трахают камасильвийских пум и от их соития рождаются зверолюди, - мурлыкающий голос звучал буднично, даже лениво, будто это не она была сейчас поймана на горячем и чуть рассветёт отправится в руки правосудия, - Что-нибудь ещё, мистер допрашиватель?
- Какая дерзкая. Особа ты явно невыносимая с таким-то языком, да? Немного жаль, что придётся тебя связать, ведь признаться мне даже стала по душе наша с тобой эксцентричная беседа, - он тяжело, но несколько наигранно вздохнул, - Однако если ты снова убежишь, не хочется опять подрываться и повторять игру в кошки-мышки, - он вздёрнул бровь и хитро однобоко улыбнулся. После, достал из сумки моток верёвки и блокнот с карандашом, оставив последнее на столе.
Заслышав возню, мошенница повела ушами и оживилась.
- Мрр? А это тебе на кой? Стихи писать? Рисовать со скуки? Конечно, самое время же, - она завершила вопрос очередным издевательским фырком.
- Угадала, - мужчина проследил янтарный взгляд и, решив подыграть её глумливому интересу, взял в руки письменные принадлежности, - Сейчас вот нарисую и развешу потом по всему Хиделю твою хитрую моську, - страж что-то старательно выводил по бумаге, переводя небесный взгляд с листа на грабительницу и обратно.

- Палка, палка, огуречик... - над сонными волнами разлетелся тихий женский голос преисполненный шутливого передразнивания.
Она улыбалась обнажая белые клыки, в не свойственной ей, абсолютно глупой довольной улыбке. Вернувшись к привычному, более безопасному положению, кошка снова оперлась локтями о борт брига и шумно выдохнула.
Колючий морской ветер мокрыми рукавами обнимал её за плечи, то и дело норовя позволить себе большее, пробравшись под отсыревшую одежду. Но этому было не суждено исполниться, хвостатый силуэт уже покидал палубу.
В тесной каюте, наполненной полумраком и копотью масляного фонаря было тихо. Лишь маг-попутчик, что делил с наёмницей помещение в этом плавании, негромко сопел в стену. Девушка не спуская глаз со спины волшебника переоделась в сухое и забралась в отведённый ей, натянутый между бимсами гамак.
Удобно устроившись, она достала из-за пазухи небольшой сложенный в четыре раза листок. Воровка не считала сколько раз уже порывалась выбросить его, но в итоге снова и снова с ворчанием сжимала в руке и убирала обратно. И сейчас, проведя подушечками пальцев по шершавым сгибам, она медленно развернула вещицу и пригляделась. Острые ушки тут же припали к голове, по щекам растёкся невидимый никому румянец, а тонкие губы растянулись в усмешке. На измятой бумаге аккуратным почерком было выведено "вредина".

- Тише? Но я не могу сидеть тихо, когда гроза!
Какая же она капризная, Кэррон только сильнее сжал руки, удерживая пытавшуюся вырваться сестренку, но в нее словно бесы вселились! Едва не вскрикнул, вот же, цапнула, зараза! Но все равно не выпустил, зажимая ей рот ладонью. Сердце колотилось как безумное, ухо ловило малейший посторонний звук, несмотря на барабанящий по доскам сарая дождь.

- Слушай мой голос… - прошептал на маленькое ушко, забавно торчавшее из светлой копны растрепанных волос. И она поверила ему, прижавшись так тесно, что сердца слились в одно испуганное биение. – Кэйша… - уткнулся в ее макушку, пытаясь совладать с собой, на глаза попалось воронье перышко, которым сестренка украсила себя. Бедная, что же они с тобой сделали… Судорожно вздохнул, лишь бы не заметила.
Шаги стражников, слышимые только ему, удалились, и Кэррон немного разжал тесные объятия. – Ты не забыла меня? – улыбнулся, кусая дрожавшие губы. – Ждала, - Кэйша серьезно кивнула перепачканной мордашкой. Тоненькая, бледная, словно солнца не видела так долго, что все венки можно было пересчитать, а одежда… - Когда будем далеко отсюда, куплю тебе самые красивые платья! – поклялся, проведя пальцами по волосам, в ладони осталось черное перышко, неловко попытался вернуть его в косичку. – Оставь, - теплая ладошка накрыла его руку, - на память оставь.

Долго сидели, обнявшись, пока не стал тише дождь, так удачно смывший все следы беглецов. Черное небо озарялось дальними сполохами пожара, пожиравшего один из богатых домов. Кто-то не только выпустил рабов и устроил побоище воинам, пытавшимся защитить господина, но и поджег все постройки поместья. И Кэррон не жалел ни капли за столь бесчестный поступок. Раз боги не сжалились над его семьей, его Кэйшей, он сам свершил правосудие по законам той морали, что прививал ему отец.
«Отец»… сжал перышко в ладони, пообещав себе снова, что это лишь начало и каждый причастный ответит перед ним и небом за свое преступление. За клевету, повлекшую за собой смерть, за рабство Кэйши, за безумие матери, но лишь за себя не клялся Кэррон. Он только орудие богов и дорого еще заплатит за это…

...Беглецам удалось покинуть Империю, их приютили в землях эльфов, и все же путям брата и сестры суждено было разойтись...

В светлых волосах одинокое черное перышко было неприметным, но это и не украшение. Пальцы дотронулись до тонкой косички, в которую оно было вплетено, - Кэйша, однажды мы будем вместе, - поклялся себе в который раз и с каждым годом это звучало все увереннее.